«В кино я играю сволочей»

Нет открытий, бросай профессию

– Олег, какая у вас была первая в жизни работа?
– На заводе в поселке Верх-Нейвинском Свердловской области. Летом я с одноклассниками собирал машины – ЗИЛ 130-й. В ночную смену ходил, много операций на конвейере делал. Хотел поправить экономическую ситуацию в семье и себе что-то заработать. Первую зарплату – 49 рублей – принес домой и отдал маме.
– А кто ваши родители и откуда их корни?
– Мама – машинистка. Папа – фрезеровщик высшего разряда. Где он только ни работал – и лесником в заповеднике, и грузчиком. Родословную свою я знаю плохо. Слышал о прабабушке по матери, что родилась в Якутске, где и дедушка. А родной отец (у меня отчим) – с Волги. Я в это не углублялся, о чем очень сожалею.
– Говорят, кто знает родословную до седьмого колена, счастливый человек.
– Я знаю до третьего, значит, уже почти наполовину счастлив.
– У вас были трудности в постижении профессии?
– Были и есть. Ведь театр до конца непостижим. Играешь спектакль десять лет и каждый раз открываешь в роли новые глубины: в подаче, в каких-то мыслях. Все время идет процесс открытий, где есть непознанные миры. Когда он остановился, надо бросать профессию.
– Вы умеете подчиняться?
– Конечно. Актеру приходится это делать. Даже когда режиссер неправ, ты сначала выполни то, что он хочет, а потом скажи: «А можно я вот так попробую?»
– А когда вы ставите спектакль, всех переводите в свою веру?
– Да. Иначе нельзя: мы делаем вместе одно дело, мы – единый организм! Зрители чувствуют дух наших спектаклей, их атмосферу!
– В выборе репертуара вы исходите из собственных пристрастий или из потребностей зала?
– Мои пристрастия отчасти продиктованы потребностями зала, ведь люди должны захотеть прийти к нам в театр. А потому наши извечные темы – любовь и человеческие пороки.

Счастливый человек не завидует

– У вас есть друзья?
– Есть знакомые, круг общения. А друзей мало. Для меня жена – и друг, и любовница, и мать, и дочь – все вместе взятое. Это актриса нашего театра Ольга Иванова, и мы с ней гармонично играем на всех струнах наших душ. В моей жизни есть и еще один человек, которого, мне кажется, я смею называть другом, – это Валерий Романович Белякович. С ним мне всегда интересно, хотя иногда и трудно: ведь он – натура импульсивная и очень своеобразная. Был у меня в институте замечательный друг Сашка Требов. Я всегда стремился к людям, которые умнее меня, у кого можно что-то почерпнуть, слушая их, открыв рот. Это здорово!
– Вы испытываете зависть к кому-то?
– Только белую. Когда Карина Демонт, одна из ведущих наших актрис и моих любимых партнерш, купила в кредит новую машину, я прыгал вместе с ней от радости. Кто-то из артистов получил звание. Ура! Ребята сыграли премьеру! Отлично!Уверен, если человек счастлив и успешен, у него нет зависти.
– У вас сложился роман с кино?
– На мой взгляд, да. Хотя, не скажу, чтобы меня это полностью удовлетворяло. Я, в силу занятости, играю то, что предлагают.
– Вы снялись в неплохом фильме «Месть». Я его три раза смотрела. А вы сами способны к мести?
– Нет. Слава Богу, жизнь так складывается, что мне мстить некому и не за что. Фильм «Месть», пожалуй, единственный, где мы здорово поработали. А еще в свое время мне понравились съемки в фильме «Проклятый рай», где я играл патологичное существо – какого-то олигарха Пашу. В кино мне все время дают или сволочей, или бывших мужей. Штамп такой почему-то на мне поставили.
– Думаете, когда в человеке может проснуться чувство мести?
– Когда он доведен до отчаянья. В фильме ситуация достаточно серьезная: героя грабят, когда рядом жена и дети, которые все это тяжело пережили. Но, если вы помните финал, мой герой не стал стрелять в бандитов. И Бог его тут же вознаградил. Звонок и жена говорит: «Дочка пришла в себя!» Эти два низменных состояния души – месть и ревность – могут довести человека до чего угодно.

Надо найти силы идти дальше

– Вы в жизни чего-нибудь боялись?
– Да. Однажды, когда мы с папой и его напарником ходили в заповедник и встретили настоящего медведя. Отдыхаем мы спокойно на привале, и вдруг выходит медведь – туша в тонну весом, три с половиной метра высотой – и останавливается в трех метрах от нас! Эта картина у меня до сих пор перед глазами, хотя с тех пор прошло 33 года. Я так громко закричал: «Мама!», что медведь вдруг упал на спину и ...убежал. Отец – лесник, у него ружье, хотя стрелять все равно нельзя: заповедник. Мы пошли по следам медведя, чтобы замерить, что за особь, сколько ей лет. И по дороге наблюдали следы этой «медвежьей болезни»: он испугался не меньше нас!
– Вы оптимист?
– По крайней мере, стараюсь быть таким. Иногда руки опускаются, депрессия вот-вот нагрянет. Были у меня такие ситуации в жизни, вплоть до попытки суицида: вены резал по молодости, когда первая жена от меня ушла. Когда ты счастлив, на руках носишь, и вдруг тебе заявляют: «Извини, я люблю другого и сплю с ним». Как я мучился! Но сейчас я ей безумно благодарен: она мне дала такой импульс! Ведь я не мог тогда существовать в Екатеринбурге, зная, что она не со мной. Собрал чемодан и уехал в Москву.
– Когда теряешь веру в себя, что поможет встать на ноги?
– Сила воли, которую нужно найти в себе, чтобы идти дальше. Нельзя сидеть, опустив руки. Примеров много, когда люди спиваются, теряют вкус ко всему и просто уходят из жизни.

Трудно сразу выскочить из роли

– Вам интересны люди?
– А как же! Это мой материал для работы! Смотрю, наблюдаю, запоминаю: повадки, привычки, внешний вид, характер. Все интересно вкупе: ведь неизвестно, что пригодится, для какого спектакля и для какой сцены.
– Древние греки говорили: «Неразбавленное вино пьют только варвары (скифы)», но разрешали его пить актерам. Что, действительно актеры так затрачиваются?
– Да. И я до сих пор не научился расслабляться, чтобы роль отпускала сразу. Особенно после Калигулы, Хлестакова, Воланда. Шлейф адреналина какое-то время во мне продолжает жить: чисто физиологически трудно выскочить сразу из такой роли. Это как землетрясение, которое произошло, а остаточные толчки еще чувствуются. Технари не затрачиваются, им расслабляться не надо. И все же должна быть некоторая отстраненность от роли: полное погружение бывает опасно. Иначе вдруг – бах, и с катушек. Как бедный Смоктуновский после князя Мышкина в дурку загремел.
– А вы, как после спектакля расслабляетесь?
– Прихожу домой, кушаю, гуляю с собакой. Принимаю душ. Или в ванной полежу. Почитаю что-то, не связанное с тем, что играл. Иногда с устаточкуи грамм 50–100 выпить не возбраняется.
– В каких вы отношениях с зеленым змием?
– В дружеских. Войны нет. Захотелось – пожалуйста. Но так, чтобы до поросячьего визга и неделю в запое, – такого никогда не было. И, надеюсь, не будет.
– Вы человек порыва или все рассчитываете наперед и в омут с головой не броситесь?
– Я импульсивный человек, но в последнее время приходится свои импульсы просчитывать: руководство театром все время требует что-то продумывать, насколько позволяют мне мозги и интуиция.
– Вы верите больше в судьбу или в себя?
– Есть пословица: «Каждый сам кузнец своего счастья». И все-таки судьба всем дает шанс! А ты, как Илья Муромец, стоишь у этого камня на распутье и думаешь, куда пойти. Какой выбор сделаешь, такой и будет твоя судьба.

Когда начинаешь терять веру в себя, нельзя сидеть, опустив руки. Примеров много, когда люди спиваются, теряют вкус ко всему и просто уходят из жизни.