Актёр Георгий Иобадзе: «Воробьёвы горы дарят мне ощущение вдохновения»
Фото: пресс-служба Театра на Юго-Западе
Театралы запада столицы, да и всей Москвы, знают, что на спектакли Георгия Иобадзе в Театре на Юго-Западе в Тропарёво-Никулине билеты достать непросто. А начиналось всё в этом театре для столь популярного теперь актёра не так радужно. Его отношения со знаменитым худруком прославленной сцены на западе Москвы Валерием Беляковичем сложились не сразу.
«СТИХИЯ» С КУЛАКАМИ
– Георгий, как ты стал сотрудничать с режиссёром-легендой Валерием Беляковичем?
– Во МХАТе Валерий Романович Белякович ставил спектакль «Мастер и Маргарита», я попал в эту постановку на роль Коровьева. Потом были другие постановки у Беляковича, он стал приглашать меня в спектакли в Театре на Юго-Западе.
– В созданном Беляковичем театре про его нрав ходят легенды. Он, говорят, мог стулом бросить, ключами в актёра на репетиции…
– Про это у меня есть отдельная история. Мы приступили к репетициям спектакля «Игра в Наполеона». Это было после моего успеха в другом спектакле, в роли Дракулы, в которую я вошёл за пять дней. Режиссёр Белякович в спектакле «Игра в Наполеона», который мы через десять дней должны показать зрителям, вновь назначает меня на главную роль – лейтенанта Этвуда. Радости немерено, я в полном одухотворении, с боевым настроем! Ежедневные репетиции с утра и до вечера, тонны текстов, с грехом пополам выучил их, а также мизансцены. Наступил день сдачи спектакля зрителю. Действие началось, я на авансцене, длиннющий мой монолог, потом диалоги с партнёрами. И тут вдруг из зала: «Громче, не слышу!». Я узнаю голос и с надеждой, что обращение не ко мне, делаю вид, что показалось, продолжаю дальше лицедействовать.
«Громче говори, Жора, не слышу!»
– Жора? Тебя же все Гика зовут. – Жора – это одно из «десяти тысяч» моих имён, так звал меня именно Валерий Романович Белякович. Так вот, в той ситуации я начал делать всё наоборот. И говорил ещё тише, уже назло. Мёртвая тишина, зритель замер… Всё вроде успокоилось, продолжаю дальше как-то цепляться за партнёра, играющего Наполеона. И тут вижу боковым зрением – из зала спускается огромный силуэт, глобальнее и мощнее Бонапарта, и вижу, как его кулак, как пушка, летит в мою сторону, в моё плечо… Естественно, я уклоняюсь от залпа. Огромный человек, еле устояв, начинает «выпускать артиллерию» из уст:
«Жора, что с тобой?! Что ты делаешь! Я тебя не слышу! Где темперамент? Где энергия? Что ты ходишь как чебурдон, куда всё пропало?! Мы с тобой столько репетировали – десять дней!».
Это было сказано так, как будто репетиции шли десять лет.
– Чем всё закончилось?
– После этого он начинает идти на меня «со всеми орудиями». Конечно, я уклоняюсь и прячусь за Наполеона, хотя прекрасно понимаю, что он не спасёт, потому что по пьесе он уже в ссылке на острове Эльба. (Смеётся.) Начинается беготня, переполох, зрители в исступлении смеются, хлопают, топают, пока актёры падают, извиваются, – словом, делают трюки, которым позавидовал бы любой акробат, не могут остановиться… Вот так мы с Наполеоном сыграли и проиграли на этом поле священного действия. После этого меня, конечно, сняли с этого спектакля. Исполнителя Наполеона почему-то тоже – видимо, из-за меня.
– Что ты чувствовал в тот момент?
– Такого позора я никогда не испытывал на сцене, это всё было как страшный сон актёрский. Надо сказать, до этого мне папа купил хороший дорогой виски. «Возьми, – говорит, – подари режиссёру. Белякович столько сделал для тебя, такие роли тебе доверил. Подари, ему будет приятно». В этот же вечер я опустошил этот виски с друзьями и решил позвонить «Большому Брату», тирану-режиссёру, и высказать ему всё, что о нём думаю, в общем, пошлю на три буквы. Звоню. Гудки. У меня наготове всё моё многотысячное войско, мои легионеры, все танки, ракеты, стрелы ждут моего сигнала, победа будет за мной. Гудки…
«Да, аллё…» – ответил Белякович.
Я взвёл курок: «Валерий Романыч…»
– «Жора, ты? Что? Не слышу! Говори громче!»
– «Валерий Романыч, я хотел вам сказать… Это…»
– «Что? Не слышу! Звонишь в час ночи! Что случилось?»
– «Я хотел вам сказать…»
У меня в тот момент возник огромный ком в горле. Глаза начинают слезиться, готовы двустволкой вылететь из орбит и попасть в цель.
«Что, Жора? Что?»
– «Это… Я… Вас… Люблю!»
И бросаю трубку. Поражение… Но спустя время я так горд, что тогда сказал именно эти три слова, а не те три буквы. Иногда, чтобы победить, нужно проиграть. Если бы он мог меня услышать сейчас, я бы сказал:
«Светлая память, дорогой Мастер. Я люблю вас! Когда-то, гастролируя по Японии, вы сказали мне: «Вон, видишь море? Оно одно, и я такой же…» – Так и есть, вы – Стихия!»
ДРАКУЛЕ ЗАКОН НЕ ПИСАН
– В Театре на Юго-Западе идёт потрясающий поставленный тобой спектакль «Я, бабушка, Илико и Илларион», где описывается Грузия 1940-х годов глазами школьника. Как в твою жизнь пришла эта лирическая постановка по роману Нодара Думбадзе?
– С института мой педагог Азалия Всеволодовна Блинова познакомила меня с творчеством Нодара Думбадзе, мы с ней делали отрывок на занятиях по речи, и с тех пор этот материал меня не отпускал.
В моноспектакле «Я, бабушка, Илико и Илларион» Георгий удивительным образом сочетает лиричность и острохарактерность. Актер сам исполняет песни, играет на гитаре, танцует, перевоплощается в разных героев своей истории.
Фото: Сергей Тупталов/пресс-служба Театра на Юго-Западе
– Не могу не спросить про твоего Дракулу в Театре на Юго-Западе. Такое ощущение, что в тебя там действительно вселяется дьявол и будто не действуют законы всемирного тяготения, когда ты висишь на потолке, стенах… Как ты добился такого?
– Мне очень дорога эта роль, я в ней чувствую огромную силу.
В «Дракуле» Георгий Иобадзе сыграл главного героя. Вильгельмина – Карина Дымонт.
Фото: Сергей Тупталов/Пресс-служба Театра на Юго-Западе
На самом деле я иду от внутреннего, для меня не разделяются пластика, актёрское мастерство, хореография – это всё для меня вместе, что рождается, то и выдаю, для меня это всё и есть актёрское мастерство.