«У меня рост победителя!»
Не сомневается любимец миллионов зрителей Лев Дуров.
Он снялся почти в двух сотнях фильмов и уже при жизни стал легендой. Великолепный театральный актер, обладатель многочисленных орденов и медалей, народный артист СССР. Может быть, у кого-то другого и закружилась бы голова от успешной карьеры и множества регалий, но только не у Льва Дурова. Кстати, потомка древнего дворянского рода.
Дело в личном интересе к жизни
– Лев Константинович! У вас действительно дворянские корни?
– Да. Наше родословное дерево известно на Руси с 1540 года, со времени Колыванского похода. Дуров служил постельничим у Ивана Грозного, восемь стольников Петра тоже были Дуровы. Известна девица-кавалерист – Надежда Дурова. Еще был Дуров – городничий Сарапула. В течение почти 17 лет настоятельницей Новодевичьего монастыря была тоже моя прародительница Дурова. И, наконец, в нашем роду появились цирковые артисты – Анатолий и Владимир Дуровы. Дерево у нас могучее – шестая часть геральдической книги России.
– Глядя на вас, как-то не думаешь о дворянстве: вы просты и открыты.
– А вы считаете, что дворяне упивались гордыней и выпендривались перед другими? Вот уж неправда. Надежда Дурова, к примеру, была рядом с Кутузовым, служила у него адъютантом, а вот не захотела никуда из Елабуги уезжать. Там и похоронена. И городничий Сарапула Дуров тоже был довольно прост и все мечтал разбогатеть да 100 тысяч получить. А потом дворяне Дуровы стали и вовсе цирковыми артистами. Так что дело здесь не в дворянстве, а в личном интересе к жизни. Никакие звания, ордена, награды не должны сковывать и закабалять человека, ставить его в шеренгу, чтобы он вытягивался по стойке смирно и подобострастно перед кем-то склонялся.
– Что вам дает принадлежность к такой древней родословной?
– Ничего. Знаю, что девиз нашего герба – служение Отечеству, о чем поведала мне двоюродная сестра Наталья Дурова, писательница и поэтесса, женщина совершенно грандиозная, блистательно знавшая историю и обладавшая великолепным юмором. Она всю жизнь служила Отечеству, унаследовав от Дуровых храбрость и даже какую-то бесшабашность. Без раздумий поехала на гастроли в Израиль, когда там были теракты.
– Фамилия Дуров у вас от отца. А кто ваша матушка?
– Она у меня из купеческого сословия. Пастухов был поставщиком Двора Его Императорского Величества. Я как-то смотрел фильм «Мичман Панин» и вдруг случайно обратил внимание на то, как там офицеры пьют шампанское из туфельки, а на стельке написано «Пастухов». Это мой дед. Знаете, какое у него было изумительное лицо! У нас в спектакле «Дети» по Найденову на сцене висел его портрет. И все говорили: «О, какое лицо!» А я гордо отвечал: «Это мой дед!»
Я – разночинец
– Сейчас потомки дворян пытаются восстановить родовые дома и поместья. У вас есть таковые?
– На Ставрополье сохранился дом, из которого мой дедушка Пастухов бежал от революции. Говорят, он даже где-то клад закопал с драгоценностями. Ну, что же мне, ехать туда его искать? Или судиться с кем-то за обладание домом? Некогда и незачем: любая тяжба – это время, которое жаль терять. Думаю, возвращаться к тому, что история когда-то вздыбила, а потом сгладила, не стоит. Мы совсем не те сегодня, кем были наши предки. Я же вижу свое лицо в зеркале. Ну, какой я дворянин? Я – разночинец. Конечно, если надеть мундир, нацепить ордена, которые у меня, кстати, есть, то, может быть, и выглядел бы похожим на дворянина. Но это все бутафория, спектакль. А жизнь – она другая.
Мои родители были очень скромные и верные люди. Тетю мою репрессировали, и все знали, чем это могло грозить. Военно-исторический архив, где работала мама, тогда относился к структурам МВД, и она могла вылететь с работы. А тетя не выдержала этого ареста: сошла с ума и умерла. Ее похоронили на Новодевичьем кладбище, там стоит памятник моему деду Владимиру Дурову, где он с обезьянкой.
– Как вы стали актером?
– Случайно. Парень из соседнего подъезда затащил в театральную студию Дома пионеров, когда мне было лет 13. И мне там очень понравилось. Руководил студией Сергей Владимирович Серпинский, замечательный режиссер и человек. Он прививал нам культуру и раскрывал таланты. После десятилетки я пошел в Школу-студию МХАТ, и меня приняли.
– Вы никогда не занимались пародией?
– Никогда. Терпеть ее не могу. У меня такое впечатление, что все наше телевидение – сплошная пародия. А постепенно и наша жизнь превращается в пародию. Такое ощущение, что я уже живу не в жизни, а в какой-то пародии на жизнь. Что это за социальный разрыв – миллиарды и полная нищета? В каком государстве это возможно? Оказывается в нашем, где миллионеров больше, чем в любой другой стране. А мы-то думали: «Весь мир насилья мы разрушим». Доигрались. Но что поделаешь – это наша Родина, наша земля, наш город.
Подмостки – тот же ринг
– Какой город для вас самый любимый?
– Конечно, Москва. Я ее обожаю! Она стала сейчас одним из лучших европейских городов, особенно за последние годы. Кто давно здесь не был, рот открывает: такая красота! А уж я посмотрел мир, знаю, что говорю. Например, в Афинах кроме двух древних кварталов и Акрополя ничего не вижу интересного. Некрасивый пыльный город. Из иностранных городов мне больше всего нравится Лондон. В нем есть особенная гармония в сочетании архитектур – старой и современной.
Кстати, с Лондоном у меня связана одна история. Идем с женой через мосточек. Слева – шекспировский театр «Глобус», справа – какая-то стройка. А навстречу – огромный человек в оранжевом комбинезоне, в каске и с огромным радиотелефоном. Жена говорит: «Смотри, вот настоящий английский рабочий». А громила поравнялся с нами и вдруг закричал в трубку: «Коля, мать твою, забей гвоздями! Ну, нет шурупов, ты понял? И перестань ты...» И тут такой мат пошел, что мы как сели на этот мосточек и как стали ржать! Вот тебе и настоящий английский рабочий! Так что в Лондоне своих запросто можно встретить. Как и в Америке, кстати.
– Где вы повстречали свою будущую жену?
– В школе-студии МХАТ, куда она приехала к нам на 3-й курс из Киевского театрального училища.
– У вас с женой было творческое соперничество?
– Нет. Со мной вообще трудно соперничать. В душе у меня всегда была уверенность в том, что я все смогу. Ведь подмостки, куда мы выходим, это тот же ринг.
– И кто побеждает?
– Тот, кто засадит в челюсть. А у нас – кто точнее попадет в роль. Обычно, я был точнее. Я – попадал.
– Вы согласны, что в спортивной игре побеждает тот, кто настроен на победу?
– Верно. Наши футболисты вечно выходят на поле с обреченными лицами, с глазами проигравшей команды. А бразильцы выбегают радостные, улыбающиеся, как будто говорят: «Мы забьем, сколько захотим, а нам – сколько смогут».
Для победы нужен оптимизм
– Значит, вы по натуре победитель?
– А у меня рост победителя. Геракл был такого же роста, как я, а ведь он – канон физического совершенства, у него голова шесть раз укладывается в туловище. Все великие люди были маленького роста: Ленин, Сталин, Гитлер, Наполеон. Много, конечно, было среди них чудовищ, но все они – победители.
– Что еще нужно для победы? Ведь дело не только в росте?
– Нужно ощущать в душе особую, оптимистическую тональность. И тогда все будет нормально.
– Вы – смелый человек?
– Скорее безрассудный. Были и дырки в спине от финки, и в море бросался в шторм, спасая человека. Вышли однажды к морю с женой. Слышим крики: «Помогите!» Я, в чем был, прыгнул в море, доплыл до утопающего и понял, что мы уже не выплывем: шторм был 8 баллов. Но, к счастью, рядом находился военный санаторий, а там – спортсмены. Они увидели мое безрассудство и клином приплыли к нам – несколько человек. И все мы с трудом выбрались на берег. А человек, который тонул, оказался писателем и потом мне свою книжку подарил с надписью: «Моему спасителю».
– А дырка в спине откуда?
– В Киеве шел в гостиницу со студии Довженко, где снимался, и услышал женский хрип: пытались изнасиловать девочку. На остановке люди стояли, военные, но никто не сунулся. Ну, я и прыгнул туда, в кусты. Девочку отбил, она уже дар речи потеряла, совсем дыхание у нее перехватило. Я вмазал тому, что на ней одежду рвал. И не заметил, что за деревом стоял другой. Он меня сзади и ударил. Я сначала не понял, чем. Девочке остановил машину, попросил таксиста отвезти ее, а сам пошел в гостиницу. Снимаю одежду, смотрю: что-то мокрое. Кровь. К счастью, на мне дубленка была, так что финка хоть и попала под лопатку, но ничего страшного не случилось. Мне больше стыдно было за тех мужчин, что стояли на остановке.
Он снялся почти в двух сотнях фильмов и уже при жизни стал легендой. Великолепный театральный актер, обладатель многочисленных орденов и медалей, народный артист СССР. Может быть, у кого-то другого и закружилась бы голова от успешной карьеры и множества регалий, но только не у Льва Дурова. Кстати, потомка древнего дворянского рода.
Дело в личном интересе к жизни
– Лев Константинович! У вас действительно дворянские корни?
– Да. Наше родословное дерево известно на Руси с 1540 года, со времени Колыванского похода. Дуров служил постельничим у Ивана Грозного, восемь стольников Петра тоже были Дуровы. Известна девица-кавалерист – Надежда Дурова. Еще был Дуров – городничий Сарапула. В течение почти 17 лет настоятельницей Новодевичьего монастыря была тоже моя прародительница Дурова. И, наконец, в нашем роду появились цирковые артисты – Анатолий и Владимир Дуровы. Дерево у нас могучее – шестая часть геральдической книги России.
– Глядя на вас, как-то не думаешь о дворянстве: вы просты и открыты.
– А вы считаете, что дворяне упивались гордыней и выпендривались перед другими? Вот уж неправда. Надежда Дурова, к примеру, была рядом с Кутузовым, служила у него адъютантом, а вот не захотела никуда из Елабуги уезжать. Там и похоронена. И городничий Сарапула Дуров тоже был довольно прост и все мечтал разбогатеть да 100 тысяч получить. А потом дворяне Дуровы стали и вовсе цирковыми артистами. Так что дело здесь не в дворянстве, а в личном интересе к жизни. Никакие звания, ордена, награды не должны сковывать и закабалять человека, ставить его в шеренгу, чтобы он вытягивался по стойке смирно и подобострастно перед кем-то склонялся.
– Что вам дает принадлежность к такой древней родословной?
– Ничего. Знаю, что девиз нашего герба – служение Отечеству, о чем поведала мне двоюродная сестра Наталья Дурова, писательница и поэтесса, женщина совершенно грандиозная, блистательно знавшая историю и обладавшая великолепным юмором. Она всю жизнь служила Отечеству, унаследовав от Дуровых храбрость и даже какую-то бесшабашность. Без раздумий поехала на гастроли в Израиль, когда там были теракты.
– Фамилия Дуров у вас от отца. А кто ваша матушка?
– Она у меня из купеческого сословия. Пастухов был поставщиком Двора Его Императорского Величества. Я как-то смотрел фильм «Мичман Панин» и вдруг случайно обратил внимание на то, как там офицеры пьют шампанское из туфельки, а на стельке написано «Пастухов». Это мой дед. Знаете, какое у него было изумительное лицо! У нас в спектакле «Дети» по Найденову на сцене висел его портрет. И все говорили: «О, какое лицо!» А я гордо отвечал: «Это мой дед!»
Я – разночинец
– Сейчас потомки дворян пытаются восстановить родовые дома и поместья. У вас есть таковые?
– На Ставрополье сохранился дом, из которого мой дедушка Пастухов бежал от революции. Говорят, он даже где-то клад закопал с драгоценностями. Ну, что же мне, ехать туда его искать? Или судиться с кем-то за обладание домом? Некогда и незачем: любая тяжба – это время, которое жаль терять. Думаю, возвращаться к тому, что история когда-то вздыбила, а потом сгладила, не стоит. Мы совсем не те сегодня, кем были наши предки. Я же вижу свое лицо в зеркале. Ну, какой я дворянин? Я – разночинец. Конечно, если надеть мундир, нацепить ордена, которые у меня, кстати, есть, то, может быть, и выглядел бы похожим на дворянина. Но это все бутафория, спектакль. А жизнь – она другая.
Мои родители были очень скромные и верные люди. Тетю мою репрессировали, и все знали, чем это могло грозить. Военно-исторический архив, где работала мама, тогда относился к структурам МВД, и она могла вылететь с работы. А тетя не выдержала этого ареста: сошла с ума и умерла. Ее похоронили на Новодевичьем кладбище, там стоит памятник моему деду Владимиру Дурову, где он с обезьянкой.
– Как вы стали актером?
– Случайно. Парень из соседнего подъезда затащил в театральную студию Дома пионеров, когда мне было лет 13. И мне там очень понравилось. Руководил студией Сергей Владимирович Серпинский, замечательный режиссер и человек. Он прививал нам культуру и раскрывал таланты. После десятилетки я пошел в Школу-студию МХАТ, и меня приняли.
– Вы никогда не занимались пародией?
– Никогда. Терпеть ее не могу. У меня такое впечатление, что все наше телевидение – сплошная пародия. А постепенно и наша жизнь превращается в пародию. Такое ощущение, что я уже живу не в жизни, а в какой-то пародии на жизнь. Что это за социальный разрыв – миллиарды и полная нищета? В каком государстве это возможно? Оказывается в нашем, где миллионеров больше, чем в любой другой стране. А мы-то думали: «Весь мир насилья мы разрушим». Доигрались. Но что поделаешь – это наша Родина, наша земля, наш город.
Подмостки – тот же ринг
– Какой город для вас самый любимый?
– Конечно, Москва. Я ее обожаю! Она стала сейчас одним из лучших европейских городов, особенно за последние годы. Кто давно здесь не был, рот открывает: такая красота! А уж я посмотрел мир, знаю, что говорю. Например, в Афинах кроме двух древних кварталов и Акрополя ничего не вижу интересного. Некрасивый пыльный город. Из иностранных городов мне больше всего нравится Лондон. В нем есть особенная гармония в сочетании архитектур – старой и современной.
Кстати, с Лондоном у меня связана одна история. Идем с женой через мосточек. Слева – шекспировский театр «Глобус», справа – какая-то стройка. А навстречу – огромный человек в оранжевом комбинезоне, в каске и с огромным радиотелефоном. Жена говорит: «Смотри, вот настоящий английский рабочий». А громила поравнялся с нами и вдруг закричал в трубку: «Коля, мать твою, забей гвоздями! Ну, нет шурупов, ты понял? И перестань ты...» И тут такой мат пошел, что мы как сели на этот мосточек и как стали ржать! Вот тебе и настоящий английский рабочий! Так что в Лондоне своих запросто можно встретить. Как и в Америке, кстати.
– Где вы повстречали свою будущую жену?
– В школе-студии МХАТ, куда она приехала к нам на 3-й курс из Киевского театрального училища.
– У вас с женой было творческое соперничество?
– Нет. Со мной вообще трудно соперничать. В душе у меня всегда была уверенность в том, что я все смогу. Ведь подмостки, куда мы выходим, это тот же ринг.
– И кто побеждает?
– Тот, кто засадит в челюсть. А у нас – кто точнее попадет в роль. Обычно, я был точнее. Я – попадал.
– Вы согласны, что в спортивной игре побеждает тот, кто настроен на победу?
– Верно. Наши футболисты вечно выходят на поле с обреченными лицами, с глазами проигравшей команды. А бразильцы выбегают радостные, улыбающиеся, как будто говорят: «Мы забьем, сколько захотим, а нам – сколько смогут».
Для победы нужен оптимизм
– Значит, вы по натуре победитель?
– А у меня рост победителя. Геракл был такого же роста, как я, а ведь он – канон физического совершенства, у него голова шесть раз укладывается в туловище. Все великие люди были маленького роста: Ленин, Сталин, Гитлер, Наполеон. Много, конечно, было среди них чудовищ, но все они – победители.
– Что еще нужно для победы? Ведь дело не только в росте?
– Нужно ощущать в душе особую, оптимистическую тональность. И тогда все будет нормально.
– Вы – смелый человек?
– Скорее безрассудный. Были и дырки в спине от финки, и в море бросался в шторм, спасая человека. Вышли однажды к морю с женой. Слышим крики: «Помогите!» Я, в чем был, прыгнул в море, доплыл до утопающего и понял, что мы уже не выплывем: шторм был 8 баллов. Но, к счастью, рядом находился военный санаторий, а там – спортсмены. Они увидели мое безрассудство и клином приплыли к нам – несколько человек. И все мы с трудом выбрались на берег. А человек, который тонул, оказался писателем и потом мне свою книжку подарил с надписью: «Моему спасителю».
– А дырка в спине откуда?
– В Киеве шел в гостиницу со студии Довженко, где снимался, и услышал женский хрип: пытались изнасиловать девочку. На остановке люди стояли, военные, но никто не сунулся. Ну, я и прыгнул туда, в кусты. Девочку отбил, она уже дар речи потеряла, совсем дыхание у нее перехватило. Я вмазал тому, что на ней одежду рвал. И не заметил, что за деревом стоял другой. Он меня сзади и ударил. Я сначала не понял, чем. Девочке остановил машину, попросил таксиста отвезти ее, а сам пошел в гостиницу. Снимаю одежду, смотрю: что-то мокрое. Кровь. К счастью, на мне дубленка была, так что финка хоть и попала под лопатку, но ничего страшного не случилось. Мне больше стыдно было за тех мужчин, что стояли на остановке.
--
Наталья Савватеева